вторник, 7 декабря 2010 г.
собрание :)
Господи, в прошлые времена меня бы прикончили, как ведьму...
и всему собранию несдобровать - в прошлые времена, а в нынешние, вот, пожалуйста...
...
некогда, на ул Красногвардейской, на дверце кухонного шкафчика я приклеила портрет героини из фильма - Неле... актриса 1950 года рождения, как и я ...
на ней было прелестное платье с цветком... красивая, тоненькая...
тогда я подумала, что она - "избрана", а я? ... как сложится моя жизнь?
провинциальной простушки?
какой буду я?
...
Господи, теперь я не пытаюсь загадывать...
должно быть, ТЕБЕ было смешно ... ТОГДА?
воскресенье, 21 ноября 2010 г.
Drop Box
2011 год Кролика...
Спаси и помилуй святой Боже, не покинь нас!
Хотя в любви мы - сущее ОДНО,
приходится признать, что суждено нам
испытать quinta essentia мгновенья
в бесчисленных обличьях Откровенья...
http://www.youtube.com/watch?v=kvTcB9c8J7M
воскресенье, 7 ноября 2010 г.
Помните? Какое то большое представление возле стен старого города на которое мы пошли через 2 месяцa после приезда. ..................... Билетик, вот, сохранился.
суббота, 23 октября 2010 г.
среда, 13 октября 2010 г.
Кармен-сюита Р.Щедрин
под эту музыку танцевала перед детьми
Господи, сохрани нас в Доброй памяти
передать детям лучшее из того, что пережили сами
Мир так огромен и сложен ... мы стараемся жить по человечески... сколько хватает сил, поддерживаем друг друга... хотя не можем объясниться друг с другом, но я знаю ...
пятница, 3 сентября 2010 г.
В детстве у меня была пластинка с оперой, исполняемой на русском языке, и я знаю слова наизусть. Помню, что в это же (приблизительно) время я читала Стефана Цвейга "Письмо незнакомки", "Гранатовый браслет" Александра Куприна... переживала идеальные страсти, не зная натуры, и то, как отличить добро ото зла.
В моём детстве прививки делали от тифа, оспы и массовых эпидемий.
Издавалась классика - прививка для души.
...
Впервые обнаженного мужчину я увидала в Пушкинском музее, это была фигура Давида Микеланджело Буонарроти... Обнажённая натура Эпохи Возрождения культуры тела, возникшей в Древней Греции участием в Олимпийских Играх в полном присутствии.
Более ранние воспоминания, скорее, выражены словами "глупости" или "голый" (без трусов)...
... в этом смысле можно читать сказку Г.Х. Андерсена про "Голого короля"
(про стыд, обман и то, что устами младенца глаголит истина,
........... ... в доме, который построил Джек
...............................................
7.10.2010
Господи, в моём сознании вырос смысл этого произведения...
Люди могут "заиграться" - спутать жизнь и театр...
суббота, 31 июля 2010 г.
среда, 28 июля 2010 г.
понедельник, 12 июля 2010 г.
прекрасное мгновение: http://picasaweb.google.com/shani.tatiana/TheSmile...
прекрасное мгновение: http://picasaweb.google.com/shani.tatiana/TheSmile...: "http://picasaweb.google.com/shani.tatiana/TheSmile#5121505438881819202 Фото из свадебного путешествия у Ласточкиного гнезда, Крым, весна 1..."
воскресенье, 11 июля 2010 г.
суббота, 10 июля 2010 г.
Punting in Cambridge
мне нравится, спасибо
//////////
Сегодня, 15 сентября 2010 года (тишрей 5771) я нашла студенческое удостоверение Олега 1994 года (Университет Иерусалим), но учиться в университете он начал раньше, как "особый студент" - в 1991 году прошёл независимое тестирование, перешёл из школы Эйн-Керема в "Бойер", сдал экзамены по математике, и в 1992 году стал посещать лекции в Университете. Совмещал учёбу в школе и университете с 15 лет. В это время мы уже жили в Бейт-Шемеше.
Весной 1993 года он ушел из школы, и я подписала документ, что несу ответственность за его будущее образование (не исключено, что бумага сохранилась)
пятница, 9 июля 2010 г.
среда, 7 июля 2010 г.
Эволюция, считает Тейяр де Шарден, не закончилась на человеке как индивидууме, она продолжается по мере того, как человечество объединяется в сообщества с возрастающей дифференциацией индивидуальных функций и соответственно увеличивающейся степенью взаимосвязи.
Пьер Тейя́р де Шарде́н (фр. Pierre Teilhard de Chardin; 1 мая 1881, замок Сарсена близ Клермон-Феррана, Овернь, Франция — 10 апреля 1955, Нью-Йорк
прекрасно без сомнения,
и я того же мнения
вторник, 6 июля 2010 г.
Эволюция, считает Тейяр де Шарден, не закончилась на человеке как индивидууме, она продолжается по мере того, как человечество объединяется в сообщества с возрастающей дифференциацией индивидуальных функций и соответственно увеличивающейся степенью взаимосвязи.
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%B9%D1%8F%D1%80_%D0%B4%D0%B5_%D0%A8%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B5%D0%BD,_%D0%9F%D1%8C%D0%B5%D1%80
понедельник, 5 июля 2010 г.
воскресенье, 4 июля 2010 г.
Человек
поэма
Священнослужителя мира, отпустителя всех грехов,
- солнца ладонь на голове моей.
Благочестивейший из монашествующих
- ночи облачение на плечах моих.
Дней любви моей тысячелистое Евангелие целую.
Звенящей болью любовь замоля,
душой
иное шествие чающий,
слышу
твое, земля:
"Ныне отпущаеши"!
В ковчеге ночи,
новый Ной,
я жду -
в разливе риз
сейчас придут,
придут за мной
и узел рассекут земной
секирами зари.
Идет!
Пришла.
Раскуталась.
Лучи везде!
Скребут они.
Запели петли утло,
и тихо входят будни
с их шелухою сутолок.
Солнце снова.
Зовет огневых воевод.
Барабанит заря,
и туда,
за земную грязь вы!
Солнце!
Что ж
своего
глашатая
так и забудешь разве?
Рождество Маяковского
Пусть, науськанные современниками,
пишут глупые историки: "Скушной
и неинтересной жизнью жил замечательный поэт".
Знаю,
не призовут мое имя
грешники.
задыхающиеся в аду.
Под аплодисменты попов
мой занавес не опустится на Голгофе.
Так вот и буду
В Летнем саду
пить мой утренний кофе.
В небе моего Вифлеема
никаких не горело знаков,
никто не мешал
могилами
спать кудроголовым волхвам.
Был абсолютно как все
- до тошноты одинаков -
день
моего сошествия к вам.
и никто не догадался намекнуть
недалекой
неделикатной звезде:
"Звезда - мол -
лень сиять напрасно вам!
Если не
человечьего рождения день,
то черта ль,
звезда,
тогда еще
праздновать?!"
Судите:
говорящую рыбешку
выудим нитями невода
и поем,
поем золотую
воспеваем рыбачью удаль.
Как же
себя мне не петь,
если весь я -
сплошная невидаль,
если каждое движение мое -
огромное,
необъяснимое чудо.
суббота, 3 июля 2010 г.
пятница, 25 июня 2010 г.
любовь и дружество до нас дойдут...
как мой свободный глас
http://www.bwerber.ru/board/threads/?thread=119&start=1
жили-были
в начале было слово
потом ... встретились и полюбили... жили-были...
потом встреча в... ммм... Оксфорде... в Единой цивилизации... в культуре ...
решения я не знаю, но алгоритм.... Дерево Жизни ?
то, что мы вырастили ... ммм... ооо... ну и ну....
лучше поздно, чем никогда...
компания хорошая:
http://www.verber.ru/
Один человек сказал, что если описать устройство часов, как угодно подробно, то это не приблизит к пониманию времени... Пёстрая радуга складывается в белый цвет... или свет... или счастье созерцания пёстрого... или осознания белого?
среда, 23 июня 2010 г.
я думаю (мне кажется), кто бы не пел о Доме Восходящего Солнца и на каком бы языке... Rising Sun Blues суть одна .... все понимают, что хотят Мира ... дом, душевную ясность, нормальное человеческое счастье ... здоровье... ммм успехи в работе и личной жизни
с добрыми пожеланиями
ммм .... мама
http://www.youtube.com/watch?v=WqiFnT6TOa4
вторник, 22 июня 2010 г.
суббота, 19 июня 2010 г.
четверг, 17 июня 2010 г.
среда, 16 июня 2010 г.
Serenade
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу лёгкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно всё томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душy они,
Дай же доступ их призванью
Ты к душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
(на слова Огарёва)
вторник, 15 июня 2010 г.
Жили - Были
В моём адресе нет улицы, а только название деревни и номер дома - он виден на картах, сделанных из Космоса - все 100 квадратных метров под черепичной крышей и двор в шесть соток. Деревушка расположилась на склоне Иудейских гор, на границе с пустыней Негев. Дом – мой, но Земля – не моя, а взята в аренду на 49 лет. Впрочем, впоследствии я могу перезаключить ещё один договор на 49 лет, а потом ещё на 49 и т.д.
Иерусалим, моря Средиземное, Красное и Мёртвое, Озеро Кинерет и Иордан – в нескольких часах пути по разным сторонам света. Ещё ближе находятся границы моей страны, а за ними нет ни Юга, ни Севера, ни Запада – сплошной Восток. Мой Мир изнутри больше, чем снаружи. Он похож на кроличью нору в сказке Льюиса Керрола про «Алису в стране чудес», и путь в себя – единственный достойный выход.
Хитрый и увертливый Восток начинается у порога, откуда видны все восходы солнца и луны. Слава Богу, небесные светила неизменны и бесхитростны. Появляются утром из-за холма на горизонте, а вечером закатывается на запад – за фиговое дерево и маслину - прямёхонько во двор к соседям – там обитают южноафриканские фермеры родом из Голландии. Восемь душ детей - двухметровые голубоглазые викинги, работяще бестолковые, хитроватые и добродушные, слушают музыку «кантри».
Половина моих соседей родом из России. Часть из них приехала в семидесятых – после лирической «оттепели», которая случилась в больших городах СССР. Они приехали в Палестину за «туманом и запахом тайги», и, как это ни парадоксально, но их фантазии материализовались лесами из сосен, кедров и пихт. Правда, теперь, в 2007 году, романтики уже мало отличаются от прагматиков девяностых. Обустроились, работают, ездят на машинах среднего класса - европейских и японских. Стараются дать детям образование, путешествуют по стране и миру.
Жить можно, вот и живём. Под ногами – Земля, Небо – над головой. Пчелы жужжат в кустах розмарина, голуби и воробьи обживают крыши. Скворцы зимуют здесь, а летом - там. Домашние кошки – вальяжны и ухожены, а бездомные – проворны, боязливы и отчаянны. Люди тоже.
Деревенька расположилась на окраине холмистой долины - 700 метров над уровнем моря, и спускается ярусами к лесу, садам и виноградникам. Здесь всё высажено руками, и к каждому корню подведена вода. Земля каменистая и бедная, постоянно нуждается в корме. Над садами, начиная с сезона цветения, раскрываются сетчатые шатры, чтобы спасти урожай от птиц. Апельсины и лимоны растут ближе к Тель-Авиву, а у нас - яблоки, персики, черешня.
В прошлом году соседи взяли в аренду поле – сразу за деревней, и по голландским технологиям выращивают пеоны – белые и красные. Работы выполняют нелегалы из Таиланда. Они двигаются по полю вприсядку, опускают в ямку удобрения, луковицы цветка и трубочки с капельницей для полива.
За полем пеонов – территории, и в трех километрах - арабская деревня. На границе в этом году отстроили «забор безопасности». Стена из толстой проволоки с торчащими вверх штырями проползла, извиваясь змеёй, и мы не очень понимаем, куда она и откуда.
На той стороне – иной мир, иные люди и иные песни. Песни эти теперь уже знакомы всем, имеющим уши, чтобы слышать. Но приходится признать, что мы «таки» – крайние в этой истории. Перед восходом солнца доносится голос муллы из мощного динамика - «из-за бугра» в полном смысле этого слова.
А вслед, под моим окном на ветке акации спросонья кричит Синяя Птица. Она в два раза меньше воробья, с клювиком как у колибри, пьёт цветочный нектар, но голос у нее совсем не ангельский, а вроде Трубы Иерихонской, и если бы у нее был динамик, то звук сокрушил бы всех библейских врагов.
- А мы?
- Мы тихо и упорно слушаем Моцарта и Шопена, Миллера, джаз и русские романсы.
***
В нижнем от нас ярусе живут старожилы: добропорядочная и работящая семья архивариусов из Венгрии. По субботам они собираются четырьмя поколениями и играют в лото. Через дорогу – семейство марокканцев, добродушных с виду, но доверять им нельзя – там родовые порядки не в пользу чужаков.
В семье врача из Саратова случилась драма – кормилец отобрал у супруги кредитную карточку за излишние траты. Его можно понять – при покупке дома его жестоко ободрали, доведя до инфаркта. И теперь он болезненно относится к денежным операциям.
Нас тоже пытались надуть, но мы отбились.
Дочь дантиста из Курска вышла замуж за ортодокса. Тот завёл такие порядки, что не испросив благословения у зятя, нельзя встретиться с родными внуками. Отец пытался призывать к здравому смыслу, но вышла ссора и обида на всю оставшуюся жизнь, а внуки потеряли любящего и преданного деда. Доверяя мне свою печальную семейную историю, здоровенный мужичина с трудом сдерживал слёзы и приговаривал, что «религия – опиум для народа»
На самом краю деревни поселились химики из Омска. Они сорвались в начале 90 вслед за своим сыном, пребывающим в перманентном полёте. В Израиле сын тоже стал химиком, нашел работу в Германии и женился на Хельге Мюллер. Родители съездили пару раз в гости, их приняли холодно, и они отстали.
Что ж, семейные связи, сотканные из любви и верности, рвутся болезненно. Наученные горьким опытом разлук, дети пытаются расчетливей тратить свои чувства. Что это значит, я не знаю, а вольному - воля.
***
Я побывала в Париже, а также в Лондоне, Праге, на острове в Эгейском море и иных привлекательных для воображения местах, и узнала, что везде живут люди. Некоторые хорошо, некоторые – плохо, но большей частью – полосато.
Хорошо дома. Мы старались-старались, как поросята из сказки - строили-строили, но волк плевал и дул на наши сооружения, и приходилось опять и опять начинать сначала. Наконец, построили, с Божьей помощью. И даже дорожки из камня по периметру сделаны собственными силами.
В доме большой салон (метров сорок) и три спальни. Кухня, туалет, ванная, веранда. Веранду отстроил сосед – геолог из Ленинграда. У него золотые руки, и он – порядочный человек. Если Вадим назвал цену, значит можно платить и не думать – глаз-алмаз и лишнего не возьмёт. Оправдывать доверие в денежных вопросах – лучшее, что придумали люди, и дорогого стоит, вернее, бесценно – сколько экономит сил, времени и чувств.
***
- «Ах, если бы знать» - восклицает чеховская героиня…
- «Учитесь – наука сокращает Нам опыты быстротекущей жизни» - поучает сына Пушкинский «Борис Годунов»
Не знаю, как вам, но мою душу, когда она попадает в хаос беспредела, согревает чтение умных книг – словно в родной дом возвращаюсь. Попробуйте перевести пушкинское изречение «Наука сокращает опыты быстротекущей жизни» одной фразой на любой иной язык – ничего не выйдет. Поэт закодировал в слове идею «образования». Форма в совершенстве выражает смысл, и это так важно для человечества, что только ради этой фразы Господь пощадит русский язык. В разгуле стихий держитесь за мысль Гения - она просветит и спасёт.
Литература - особая история – история души. В своём скудном багаже, состоящем из нескольких чемоданов, мы везли учебники, словари и художественные книги. Затем пережили издательский бум, наступивший в девяностых, покупая авторов и издания, бывшие на слуху, но недоступные во времена макулатурных талонов. Вместе с тем, оказалось, что мы по доверчивости и незнанию изрядно нахватались ерунды. Новорожденная словесность, лишенная иммунитета, желтела, краснела, страдала невменяемостью и припадками агрессии.
Сплетни «ткачихи, поварихи, сватьи Баба-Бабарихи» последних десятилетий ждет очередной макулатурный конец - люди кинутся очищать свои дома и души от мусора, и за двадцать килограммов эпатажной ерунды, можно будет приобрести заветный томик «разумного, доброго, вечного».
***
Дом мы обустроили на европейский манер. Стены обклеили светлыми обоями, картины нарисовали сами маслом – натюрморты в стиле малых голландцев, фантазии на темы Шагала и Врубеля. Оказалось, что стоит только попробовать, и получается. К тому же, самодельные картины греют душу и дороги для памяти.
Мебель частично покупали по каталогу, что в два и более раз дешевле.
Например, письменный стол из натурального дерева обошелся нам в сто долларов. Его прислали в разборном виде с чертежом «сделай сам». Повозились час – другой, и вышло отлично. Все детали оказались подогнаны, а болтики пришлись по размеру и даже клей, необходимый в установке выдвижных полок, оказался именно таким, как в инструкции.
Многоуважаемый Шкаф для книг я выбирала лично, чтобы не стыдно было поставить в него собрания сочинений Антона Павловича Чехова.
В магазине итальянского ширпотреба нашла вещь достойную классики: основательность плюс изящество формы по сходной цене. Там же, не удержавшись, я купила и сундук. Установили в нише перед входной дверью, над ним повесили холст, на котором в языках пламени парил китайский дракон. Наш семейный очаг переместился на холст, и его сторожил домашний божок, которому отныне доверили хранить наш рассеивающийся род.
***
Восток – воистину хитёр. В отличие от прочих сторон света, Восток бывает Ближним и Дальним. Впрочем, географические координаты относительны. Известно, что земная ось смещается, а Ближний и Дальний Восток медленно, но верно уплывают друг от друга. Это научный факт. Иорданская Долина с Мёртвым Морем, расположенным на отметке 400 м ниже океана – геологический разлом в теле земного шара. Так что, мой домик, построенный в центре материкового круга, оказался на краю Ойкумены, а на его пороге встречаются две огненные стихии - Дракон и Солнце.
Горячая точка на политической карте плюс разлом – не самое лучше место для домовладения. Бесспорно, что где-то, где нас нет – лучше.
Но Синяя Птица вьёт гнездо на желтой акации и пьёт сок из чашечек бугенвилий, а рукотворный Дракон на пороге бесстрашно встречает Солнце.
- Значит ли это, что продолжение следует?
- Не знаю…
Татьяна Ахтман
1 июня 2007 года.
Ангел Хранитель
А.Блок.
1905 г. 17 окт.
Всё также бродим по земле –
Ты – ангел, спящий непробудно,
А я – скучающий и скудный,
В твоём завёрнутый крыле.
Слепец ведёт с собой слепца,
Но чаще вкруг мелькают стрелы
И я рукой оторопелой
Храню взаимные сердца.
Но, если ангел лебедь никнет,
Что я могу в его крыле?
Стрела отыщет и проникнет
И пригнетёт к родной земле.
Но будем вместе. Лебедь сонный
И я – поверженный за ним –
Как дым кадильный, благовонный,
К началам взнёсшийся своим.
Иерусалим, моря Средиземное, Красное и Мёртвое, Озеро Кинерет и Иордан – в нескольких часах пути по разным сторонам света. Ещё ближе находятся границы моей страны, а за ними нет ни Юга, ни Севера, ни Запада – сплошной Восток. Мой Мир изнутри больше, чем снаружи. Он похож на кроличью нору в сказке Льюиса Керрола про «Алису в стране чудес», и путь в себя – единственный достойный выход.
Хитрый и увертливый Восток начинается у порога, откуда видны все восходы солнца и луны. Слава Богу, небесные светила неизменны и бесхитростны. Появляются утром из-за холма на горизонте, а вечером закатывается на запад – за фиговое дерево и маслину - прямёхонько во двор к соседям – там обитают южноафриканские фермеры родом из Голландии. Восемь душ детей - двухметровые голубоглазые викинги, работяще бестолковые, хитроватые и добродушные, слушают музыку «кантри».
Половина моих соседей родом из России. Часть из них приехала в семидесятых – после лирической «оттепели», которая случилась в больших городах СССР. Они приехали в Палестину за «туманом и запахом тайги», и, как это ни парадоксально, но их фантазии материализовались лесами из сосен, кедров и пихт. Правда, теперь, в 2007 году, романтики уже мало отличаются от прагматиков девяностых. Обустроились, работают, ездят на машинах среднего класса - европейских и японских. Стараются дать детям образование, путешествуют по стране и миру.
Жить можно, вот и живём. Под ногами – Земля, Небо – над головой. Пчелы жужжат в кустах розмарина, голуби и воробьи обживают крыши. Скворцы зимуют здесь, а летом - там. Домашние кошки – вальяжны и ухожены, а бездомные – проворны, боязливы и отчаянны. Люди тоже.
Деревенька расположилась на окраине холмистой долины - 700 метров над уровнем моря, и спускается ярусами к лесу, садам и виноградникам. Здесь всё высажено руками, и к каждому корню подведена вода. Земля каменистая и бедная, постоянно нуждается в корме. Над садами, начиная с сезона цветения, раскрываются сетчатые шатры, чтобы спасти урожай от птиц. Апельсины и лимоны растут ближе к Тель-Авиву, а у нас - яблоки, персики, черешня.
В прошлом году соседи взяли в аренду поле – сразу за деревней, и по голландским технологиям выращивают пеоны – белые и красные. Работы выполняют нелегалы из Таиланда. Они двигаются по полю вприсядку, опускают в ямку удобрения, луковицы цветка и трубочки с капельницей для полива.
За полем пеонов – территории, и в трех километрах - арабская деревня. На границе в этом году отстроили «забор безопасности». Стена из толстой проволоки с торчащими вверх штырями проползла, извиваясь змеёй, и мы не очень понимаем, куда она и откуда.
На той стороне – иной мир, иные люди и иные песни. Песни эти теперь уже знакомы всем, имеющим уши, чтобы слышать. Но приходится признать, что мы «таки» – крайние в этой истории. Перед восходом солнца доносится голос муллы из мощного динамика - «из-за бугра» в полном смысле этого слова.
А вслед, под моим окном на ветке акации спросонья кричит Синяя Птица. Она в два раза меньше воробья, с клювиком как у колибри, пьёт цветочный нектар, но голос у нее совсем не ангельский, а вроде Трубы Иерихонской, и если бы у нее был динамик, то звук сокрушил бы всех библейских врагов.
- А мы?
- Мы тихо и упорно слушаем Моцарта и Шопена, Миллера, джаз и русские романсы.
***
В нижнем от нас ярусе живут старожилы: добропорядочная и работящая семья архивариусов из Венгрии. По субботам они собираются четырьмя поколениями и играют в лото. Через дорогу – семейство марокканцев, добродушных с виду, но доверять им нельзя – там родовые порядки не в пользу чужаков.
В семье врача из Саратова случилась драма – кормилец отобрал у супруги кредитную карточку за излишние траты. Его можно понять – при покупке дома его жестоко ободрали, доведя до инфаркта. И теперь он болезненно относится к денежным операциям.
Нас тоже пытались надуть, но мы отбились.
Дочь дантиста из Курска вышла замуж за ортодокса. Тот завёл такие порядки, что не испросив благословения у зятя, нельзя встретиться с родными внуками. Отец пытался призывать к здравому смыслу, но вышла ссора и обида на всю оставшуюся жизнь, а внуки потеряли любящего и преданного деда. Доверяя мне свою печальную семейную историю, здоровенный мужичина с трудом сдерживал слёзы и приговаривал, что «религия – опиум для народа»
На самом краю деревни поселились химики из Омска. Они сорвались в начале 90 вслед за своим сыном, пребывающим в перманентном полёте. В Израиле сын тоже стал химиком, нашел работу в Германии и женился на Хельге Мюллер. Родители съездили пару раз в гости, их приняли холодно, и они отстали.
Что ж, семейные связи, сотканные из любви и верности, рвутся болезненно. Наученные горьким опытом разлук, дети пытаются расчетливей тратить свои чувства. Что это значит, я не знаю, а вольному - воля.
***
Я побывала в Париже, а также в Лондоне, Праге, на острове в Эгейском море и иных привлекательных для воображения местах, и узнала, что везде живут люди. Некоторые хорошо, некоторые – плохо, но большей частью – полосато.
Хорошо дома. Мы старались-старались, как поросята из сказки - строили-строили, но волк плевал и дул на наши сооружения, и приходилось опять и опять начинать сначала. Наконец, построили, с Божьей помощью. И даже дорожки из камня по периметру сделаны собственными силами.
В доме большой салон (метров сорок) и три спальни. Кухня, туалет, ванная, веранда. Веранду отстроил сосед – геолог из Ленинграда. У него золотые руки, и он – порядочный человек. Если Вадим назвал цену, значит можно платить и не думать – глаз-алмаз и лишнего не возьмёт. Оправдывать доверие в денежных вопросах – лучшее, что придумали люди, и дорогого стоит, вернее, бесценно – сколько экономит сил, времени и чувств.
***
- «Ах, если бы знать» - восклицает чеховская героиня…
- «Учитесь – наука сокращает Нам опыты быстротекущей жизни» - поучает сына Пушкинский «Борис Годунов»
Не знаю, как вам, но мою душу, когда она попадает в хаос беспредела, согревает чтение умных книг – словно в родной дом возвращаюсь. Попробуйте перевести пушкинское изречение «Наука сокращает опыты быстротекущей жизни» одной фразой на любой иной язык – ничего не выйдет. Поэт закодировал в слове идею «образования». Форма в совершенстве выражает смысл, и это так важно для человечества, что только ради этой фразы Господь пощадит русский язык. В разгуле стихий держитесь за мысль Гения - она просветит и спасёт.
Литература - особая история – история души. В своём скудном багаже, состоящем из нескольких чемоданов, мы везли учебники, словари и художественные книги. Затем пережили издательский бум, наступивший в девяностых, покупая авторов и издания, бывшие на слуху, но недоступные во времена макулатурных талонов. Вместе с тем, оказалось, что мы по доверчивости и незнанию изрядно нахватались ерунды. Новорожденная словесность, лишенная иммунитета, желтела, краснела, страдала невменяемостью и припадками агрессии.
Сплетни «ткачихи, поварихи, сватьи Баба-Бабарихи» последних десятилетий ждет очередной макулатурный конец - люди кинутся очищать свои дома и души от мусора, и за двадцать килограммов эпатажной ерунды, можно будет приобрести заветный томик «разумного, доброго, вечного».
***
Дом мы обустроили на европейский манер. Стены обклеили светлыми обоями, картины нарисовали сами маслом – натюрморты в стиле малых голландцев, фантазии на темы Шагала и Врубеля. Оказалось, что стоит только попробовать, и получается. К тому же, самодельные картины греют душу и дороги для памяти.
Мебель частично покупали по каталогу, что в два и более раз дешевле.
Например, письменный стол из натурального дерева обошелся нам в сто долларов. Его прислали в разборном виде с чертежом «сделай сам». Повозились час – другой, и вышло отлично. Все детали оказались подогнаны, а болтики пришлись по размеру и даже клей, необходимый в установке выдвижных полок, оказался именно таким, как в инструкции.
Многоуважаемый Шкаф для книг я выбирала лично, чтобы не стыдно было поставить в него собрания сочинений Антона Павловича Чехова.
В магазине итальянского ширпотреба нашла вещь достойную классики: основательность плюс изящество формы по сходной цене. Там же, не удержавшись, я купила и сундук. Установили в нише перед входной дверью, над ним повесили холст, на котором в языках пламени парил китайский дракон. Наш семейный очаг переместился на холст, и его сторожил домашний божок, которому отныне доверили хранить наш рассеивающийся род.
***
Восток – воистину хитёр. В отличие от прочих сторон света, Восток бывает Ближним и Дальним. Впрочем, географические координаты относительны. Известно, что земная ось смещается, а Ближний и Дальний Восток медленно, но верно уплывают друг от друга. Это научный факт. Иорданская Долина с Мёртвым Морем, расположенным на отметке 400 м ниже океана – геологический разлом в теле земного шара. Так что, мой домик, построенный в центре материкового круга, оказался на краю Ойкумены, а на его пороге встречаются две огненные стихии - Дракон и Солнце.
Горячая точка на политической карте плюс разлом – не самое лучше место для домовладения. Бесспорно, что где-то, где нас нет – лучше.
Но Синяя Птица вьёт гнездо на желтой акации и пьёт сок из чашечек бугенвилий, а рукотворный Дракон на пороге бесстрашно встречает Солнце.
- Значит ли это, что продолжение следует?
- Не знаю…
Татьяна Ахтман
1 июня 2007 года.
Ангел Хранитель
А.Блок.
1905 г. 17 окт.
Всё также бродим по земле –
Ты – ангел, спящий непробудно,
А я – скучающий и скудный,
В твоём завёрнутый крыле.
Слепец ведёт с собой слепца,
Но чаще вкруг мелькают стрелы
И я рукой оторопелой
Храню взаимные сердца.
Но, если ангел лебедь никнет,
Что я могу в его крыле?
Стрела отыщет и проникнет
И пригнетёт к родной земле.
Но будем вместе. Лебедь сонный
И я – поверженный за ним –
Как дым кадильный, благовонный,
К началам взнёсшийся своим.
понедельник, 14 июня 2010 г.
среда, 9 июня 2010 г.
пятница, 28 мая 2010 г.
Владимир Маяковский - "Послушайте"
Священнослужителя мира, отпустителя всех грехов,
- солнца ладонь на голове моей.
Благочестивейший из монашествующих
- ночи облачение на плечах моих.
Дней любви моей тысячелистое Евангелие целую.
Звенящей болью любовь замоля,
душой
иное шествие чающий,
слышу
твое, земля:
"Ныне отпущаеши"!
В ковчеге ночи,
новый Ной,
я жду -
в разливе риз
сейчас придут,
придут за мной
и узел рассекут земной
секирами зари.
Идет!
Пришла.
Раскуталась.
Лучи везде!
Скребут они.
Запели петли утло,
и тихо входят будни
с их шелухою сутолок.
Солнце снова.
Зовет огневых воевод.
Барабанит заря,
и туда,
за земную грязь вы!
Солнце!
Что ж
своего
глашатая
так и забудешь разве?
Рождество Маяковского
Пусть, науськанные современниками,
пишут глупые историки: "Скушной
и неинтересной жизнью жил замечательный поэт".
Знаю,
не призовут мое имя
грешники.
задыхающиеся в аду.
Под аплодисменты попов
мой занавес не опустится на Голгофе.
Так вот и буду
В Летнем саду
пить мой утренний кофе.
В небе моего Вифлеема
никаких не горело знаков,
никто не мешал
могилами
спать кудроголовым волхвам.
Был абсолютно как все
- до тошноты одинаков -
день
моего сошествия к вам.
и никто не догадался намекнуть
недалекой
неделикатной звезде:
"Звезда - мол -
лень сиять напрасно вам!
Если не
человечьего рождения день,
то черта ль,
звезда,
тогда еще
праздновать?!"
Судите:
говорящую рыбешку
выудим нитями невода
и поем,
поем золотую
воспеваем рыбачью удаль.
Как же
себя мне не петь,
если весь я -
сплошная невидаль,
если каждое движение мое -
огромное,
необъяснимое чудо.
Две стороны обойдите.
В каждой
дивитесь пятилучию.
Называется "Руки".
Пара прекрасных рук!
Заметьте:
лучшую
шею выбрать могу
и обовьюсь вокруг.
Черепа шкатулку вскройте -
сверкнет
драгоценнейший ум.
Есть ли,
чего б не мог я!
Хотите,
новое выдумать могу
животное?
Будет ходить
двухвостое
или треногое.
Кто целовал меня -
скажет,
есть ли
слаще слюны моей сока.
Покоится в нем у меня
прекрасный
красный язык.
"О-го-го" могу -
зальется высоко. высоко.
"О-ГО-ГО" могу -
и - охоты поэта сокол -
голос
мягко сойдет на низы.
Всего не сочтешь!
Наконец,
чтоб в лето
зимы,
могу в вино превращать чтоб мог -
у меня
под шерстью жилета
бьется
необычайнейший комок.
Ударит вправо - направо свадьбы.
Налево грохнет - дрожат миражи.
Кого еще мне
любить устлать бы?
Кто ляжет
пьяный,
ночами ряжен?
Прачечная.
Прачки.
Много и мокро.
Радоваться, что ли, на мыльные пузыри?
Смотрите,
исчезает стоногий окорок!
Кто это?
Дочери неба и зари?
Булочная.
Булочник.
Булки выпек.
Что булочник?
Мукой измусоленный ноль.
У вдруг
у булок
загибаются грифы скрипок.
Он играет.
Все в него влюблено.
Сапожная.
Сапожник.
Прохвост и нищий.
Надо
на сапоги
какие-то головки.
Взглянул -
и в арфы распускаются голенища.
Он в короне.
Он принц.
Веселый и ловкий.
Это я
сердце флагом поднял.
Небывалое чудо двадцатого века!
И отхлынули паломники от гроба господня.
Опустела правоверными древняя Мекка.
Жизнь Маяковского
Ревом встревожено логово банкиров, вельмож и дожей.
Вышли
латы,
золото тенькая.
"Если сердце всё,
то на что,
на что же
вас нагреб, дорогие деньги, я?
Как смеют петь,
кто право дал?
Кто дням велел юлиться?
Заприте небо в провода!
Скрутите землю в улицы!
Хвалился:
"Руки?!"
На ружье ж!
Ласкался днями летними?
Так будешь -
весь! -
колюч, как ёж.
Язык оплюйте сплетнями!"
Загнанный в земной загон,
влеку дневное иго я.
А на мозгах
верхом
"Закон",
на сердце цепь -
"Религия".
Полжизни прошло, теперь не вырвешься.
Тысячеглаз надсмотрщик, фонари, фонари, фонари…
Я в плену.
Нет мне выкупа!
Оковала земля окаянная.
Я бы всех в любви моей выкупал,
да в дома обнесен океан её!
Кричу…
и чу!
Ключи звучат!
Тюремщика гримаса.
Бросает
с острия луча
клочок гнилого мяса.
Под хохотливое
"Ага!"
бреду по бреду жара.
Гремит,
приковано к ногам,
ядро земного шара.
Замкнуло золото ключом
глаза.
Кому слепого весть?
Навек
теперь я
заключен
в бессмысленную повесть!
Долой высоких вымыслов бремя!
Бунт
муз обреченного данника.
Верящие в павлинов
- выдумка Брэма! -
верящие в розы
- измышление досужих ботаников! -
мое
безупречное описание земли
передайте из рода в род.
Рвясь из меридианов,
атласа арок,
пенится,
звенит золотоворот,
франков,
долларов,
рублей,
крон,
иен,
марок.
Тонут гении, курицы, лошади, скрипки.
Тонут слоны.
Мелочи тонут.
В горлах,
в ноздрях.
в ушах звон его липкий.
"Спасите!"
Места нет недоступного стону.
А посредине,
обведенный невозмутимой каймой,
целый остров расцветоченного ковра.
Здесь
живет
Повелитель Всего -
соперник мой,
мой неодолимый враг.
Нежнейшие горошинки на тонких чулках его.
Штанов франтовских восхитительны полосы.
Галстук
выпестренный ахово,
с шеищи
по глобусу пуза расползся.
Гибнут кругом.
Но, как в небе бурав,
в честь
твоего - сиятельный - сана:
Бр-р-а-во!
Эвива!
Банзай!
Ура!
Гох!
Гип-гип!
Вив!
Осанна!
Пророков могущество в громах винят.
Глупые!
Он это
читает Локка!
Нравится.
От смеха
на брюхе
звенят,
молнятся целые цепи брелоков.
Онемелые
стоим
перед делом эллина.
Думаем:
"Кто бы,
где бы,
когда бы?"
А это
им
покойному Фидию велено:
"Хочу,
чтоб из мрамора
пышные бабы".
Четыре часа -
прекрасный повод:
"Рабы,
хочу отобедать заново!"
И бог
- его проворный повар -
из глин
сочиняет мясо фазаново.
Вытянется,
самку в любви олелеяв.
"Хочешь
бесценнейшую из звездного скопа?"
И вот
для него
легион Галилеев
елозит по звездам в глаза телескопов.
Встрясывают революции царств тельца,
менят погонщиков человечий табун,
но тебя,
некоронованного сердец владельца,
ни один не трогает бунт!
Страсти Маяковского
Слышите?
Слышите лошажье ржанье?
Слышите?
Слышите вопли автомобильи?
Это идут.
идут горожане
выкупаться в Его обилии.
Разлив людей.
Затерся в люд,
растроенный и хлюпкий.
Хватаюсь за уздцы.
Ловлю
за фалды и за юбки.
Что это?
Ты?
Туда же ведома?
В святошестве изолгалась!
Как красный фонарь у публичного дома,
кровав
налившийся глаз.
Зачем тебе?
Остановись!
Я знаю радость слаже!
Надменно лес ресниц навис.
Остановись!
Ушла уже…
Там, возносясь над головами, Он.
Череп блестит,
хоть надень его на ноги,
безволосый,
весь рассиялся в лоске.
Только
у пальца безымянного
на последней фаланге
три
из-под бриллианта -
выщетинились волосики.
Вижу - подошла.
Склонилась руке.
Губы волосикам.
шепчут над ними они,
"Флейточкой" называют один,
"ОБлачком" - другой,
третий - сияньем неведомым
какого-то
только что
мною творимого имени.
Вознесение Маяковского
Я сам поэт. Детей учите:
"Солнце встает над ковылями".
С любовного ложа из-за Его волосиков любимой голова.
Глазами взвила ввысь стрелу.
Улыбку убери твою!
А сердце рвется к выстрелу,
а горло бредит бритвою.
В бессвязный бред о демоне
растет моя тоска.
Идет за мной.
к воде манит.
ведет на крыши скат.
Снега кругом.
Снегов налет.
Завьются и замрут.
И падает
- опять! -
на лед
замерзший изумруд.
Дрожит душа.
Меж льдов она.
и ей из льдов не выйти!
вот так и буду,
заколдованный,
набережной Невы идти.
Шагну -
и снова в месте том.
Рванусь -
и снова зря.
Воздвигся перед носом дом.
Разверзлась за оконным льдом
пузатая заря.
Туда!
Мяукал кот.
Коптел, горя,
ночник.
Звонюсь в звонок.
Аптекаря!
Аптекаря!
Повис на палки ног.
Выросли,
спутались мысли,
оленьи
рога.
Плачем марая
пол,
распластался в моленье
о моем потерянном рае.
Аптекарь!
Аптекарь!
Где
до конца
сердце тоску изноет?
У неба ль бескрайнего в нивах,
в бреде ль Сахар,
у пустынь в помешанном зное
есть приют для ревнивых?
За стенками склянок столько тайн.
Ты знаешь высшие справедливости.
Аптекарь.
дай
душу
без боли
в просторы вывести.
Протягивает.
Череп.
"Яд".
Скрестилась кость на кость.
Кому даешь?
Бессмертен я,
твой небывалый гость.
Глаза слепые,
голос нем,
и разум запер дверь за ним,
так что ж
- еще! -
нашел во мне, -
чтоб ядом быть растерзанным?
Мутная догадка по глупому пробрела.
В окнах зеваки.
Дыбятся волоса.
И вдруг я
плавно оплываю прилавок.
Потолок отверзается сам.
Визги.
Шум.
"Над домом висит!"
Над домом вишу.
Церковь в закате.
Крест огарком.
Мимо!
Леса верхи.
Вороньём окаркан.
Мимо!
Студенты!
Вздор
все, что знаем и учим!
Физика, химия и астрономия - чушь.
Вот захотел
и по тучам
лечу ж.
Всюду теперь!
Можно везде мне.
взбурься, баллад поэтовых тина.
Пойте теперь
о новом - пойте Демоне
в американском пиджаке
и блеске желтых ботинок.
Маяковский в небе
Стоп!
Скидываю на тучу
вещей
и тела усталого
кладь.
Благоприятны места, в которых доселе не был.
Оглядываюсь.
Эта вот
зализанная гладь -
это и есть хваленое небо?
Посмотрим, посмотрим!
Искрило,
сверкало,
блестело,
и
шорох шел -
облако
или бестелые
тихо скользили.
"Если красавица в любви клянется…"
Здесь.
на небесной тверди,
слышать музыку Верди?
В облаке скважина.
Заглядываю -
ангелы поют.
Важно живут ангелы.
Важно.
Один отделился
и так любезно
дремотную немоту расторг:
"Ну, как вам
Владимир Владимирович,
нравится бездна?"
И я отвечаю так же любезно:
"Прелестная бездна.
Бездна - восторг!"
Раздражало вначале:
нет тебе
ни угла одного,
ни чаю.
ни к чаю газет.
Постепенно вживался небесам в уклад.
Выхожу с другими глазеть,
а не пришло ли новых.
"А, и вы!"
Радостно обнял.
"Здравствуйте, Владимир Владимирович!"
"Здравствуйте, Абрам Васильевич!
Ну, как кончались?
Ничего?
Удобно ль?"
Хорошие шуточки, а?
Понравилось.
Стал стоять при въезде.
И если
знакомые
являлись, умирав.
сопровождал их.
показывая в рампе созвездий
величественную бутафорию миров.
Центральная станция всех явлений,
путаница штепселей, рычагов и ручек.
Вот сюда
- и миры застынут в лени -
вот сюда
- и завертятся шибче и круче.
"Крутните. - просят, -
да так, чтоб вымер мир.
Что им?
Кровью поля поливать?"
Смеюсь горячности.
"Шут с ними!
Пусть поливают,
плевать!"
Главный склад всевозможных лучей.
Место выгоревшие звезды кидать.
Ветхий чертеж
- неизвестно чей -
первый неудавшийся проект кита.
Серьезно.
Занято.
Кто тучи чинит,
кто жар надбавляет солнцу в печи.
Всё в страшном порядке,
в покое,
в чине.
Никто не толкается.
Впрочем, и нечем.
Сперва ругались.
"Шатается без дела!"
Я для сердца,
а где у бестелых сердца?!
Предложил им:
"Хотите
по облаку
телом
развалюсь
и буду всех созерцать".
"Нет,- говорят, - это нам не подходит!"
"Ну, не подходит - как знаете! Мое дело предложить".
Кузни времен вздыхают меха -
и новый
год
готов.
Отсюда
низвергается,
громыхая,
страшный оползень годов.
Я счет не веду неделям.
Мы,
хранимые в рамах времен,
мы любовь на дни не делим,
не меняем любимых имен.
Стих.
Лучам луны на мели
слег,
волнение снами моря.
Будто на пляже южном.
только еще онемелей,
и по мне,
насквозь излаская,
катятся вечности моря.
Возвращение Маяковского
1, 2, 4, 8, 16, тысячи, миллионы.
Вставай,
довольно!
На солнце очи!
Доколе будешь распластан, нем?
Бурчу спросонок:
"Чего грохочут?
Кто смеет сердцем шуметь во мне?"
Утро,
вечер ли?
Ровен белесый свет небес.
Сколько их,
веков,
успело уйти,
вдребезги дней разбилось о даль…
Думаю,
глядя на млечные пути, -
не моя седая развеялась борода ль?
Звезды падают.
Стал глаза вести.
Ишь
туда,
на землю, быстрая!
Проснулись в сердце забытые зависти,
а мозг
досужий
фантазию выстроил.
- Теперь
на земле.
должно быть, ново.
Пахучие весны развесили в селах.
Город каждый, должно быть, иллюминован.
Поет семья краснощеких и веселых.
Тоска возникла.
Резче и резче.
Царственно туча встает,
дальнее вспыхнет облако,
все мне мерещится
близость
какого-то земного облика.
Напрягся,
ищу
меж другими точками
землю.
Вот она!
Въелся.
Моря различаю,
горы в орлином клекоте…
Рядом отец.
Такой же.
Только на ухо больше туг,
да поистерся
немного
на локте
форменный лесничего сюртук.
Раздражает.
Тоже
уставился наземь.
Какая старому мысль ясна?
Тихо говорит:
"На Кавказе,
вероятно, весна".
Бестелое стадо,
ну и тоску ж оно
гонит!
Взбубнилась злоба апаша.
Папаша.
мне скушно!
Мне скушно, папаша!
Глупых поэтов небом маните,
вырядились
звезд ордена!
Солнце!
Чего расплескалось мантией?
Думаешь - кардинал?
Довольно лучи обсасывать в спячке.
За мной!
Все равно без ножек -
чего вам пачкать?!
И галош не понадобится в грязи земной.
Звезды!
Довольно
мученический плести
венок
земле!
Озакатили красным.
Кто там
крылами
к земле блестит?
Заря?
Стой!
По дороге как раз нам.
То перекинусь радугой,
то хвост завью кометою.
Чего пошел играть дугой?
Какую жуть в кайме таю?
Показываю
мирам
номера
невероятной скорости.
Дух
бездомный давно
полон дум о давних
днях.
Земных полушарий горсти
вижу -
лежат города в них.
Отдельные голоса различает ухо.
Взмахах в ста.
"Здравствуй, старуха!"
Поскользнулся в асфальте.
Встал.
То-то удивятся не ихней силище
путешественника неб.
Голоса:
"Смотрите,
должно быть, красильщик
с крыши.
Еще удачно!
Тяжелый хлеб".
И снова
толпа
в поводу у дела,
громоголосый катился день ее.
О, есть ли глотка,
чтоб громче вгудела
- города громче -
в его гудение.
Кто схватит улиц рвущийся вымах!
Кто может распутать тоннелей подкопы!
Кто их остановит,
по воздуху
в дымах
аэропланами буравящих копоть!
По скату экватора
из Чикаг
сквозь Тамбовы
катятся рубли.
Вытянув выи,
гонятся все,
телами утрамбовывая
горы,
моря,
мостовые.
Их тот же лысый
невидимый водит,
главный танцмейстер земного канкана.
То в виде идеи,
то чёрта вроде,
то богом сияет. за облако канув.
Тише, философы!
Я знаю -
не спорьте -
зачем источник жизни дарен им.
Затем, чтоб рвать
затем, чтоб портить
дни листкам календарным.
Их жалеть?
А меня им жаль?
Сожрали бульвары,
сады,
предместья!
Антиквар!
Покажите!
Покупаю кинжал.
И сладко чувствовать,
что вот
пред местью я.
Маяковский векам
Куда я,
зачем я?
Улицей сотой
мечусь
человечьим
разжуженным ульем.
Глаза пролетают оконные соты.
и тяжко,
и чуждо,
и мерзко в июле им.
Витрины и окна тушит
город.
Устал и сник.
И только
туч выпотрашивает туши
кровавый закат-мясник.
Слоняюсь.
Мост феерический.
Влез.
И в страшном волненье взираю с него я.
Стоял, вспоминаю.
Был этот блеск.
И это
тогда
называлось Невою.
Здесь город был.
Бессмысленный город,
выпутанный в дымы трубного леса.
В этом самом городе
скоро
ночи начнутся,
остекленелые,
белесые.
Июлю капут.
Обезночел загретый.
Избредился в шепот чего-то сквозного.
То видится крест лазаретной кареты,
то слышится выстрел.
Умолкнет -
и снова.
Я знаю,
такому, как я,
накалиться
недолго,
конечно,
но все-таки дико,
когда не фонарные тыщи.
а лица.
Где было подобие этого тика?
И вижу, над домом
по риску откоса
лучами идешь,
собираешь их в копны.
Тянусь,
но туманом ушла из-под носа.
И снова стою
онемелый и вкопанный.
Гуляк полуночных толпа раскололась,
почти что чувствую запах кожи,
почти что дыханье,
почти что голос,
я думаю - призрак,
он взял, да и ожил.
Рванулась,
вышла из воздуха уз она.
Ей мало
- одна! -
раскинулась в шествие.
Ожившее сердце шарахнулось грузно.
Я снова земными мученьями узнан.
Да здравствует
- снова! -
мое сумасшествие!
Фонари вот так же врезаны были
в середину улицы.
Дома похожи.
Вот так же,
из ниши,
готовы кобыльей
вылеп.
- Прохожий!
Это улица Жуковского?
Смотрит,
как смотрит дитя на скелет,
глаза вот такие,
старается мимо.
"Она - Маяковского тысячи лет:
он здесь застрелился у двери любимой".
Кто,
я застрелился?
Такое загнут!
Блестящую радость, сердце, вычекань!
Окну
лечу.
Небес привычка.
Высоко.
Глубже ввысь зашел
за этажем этаж.
Завесилась.
Смотрю за шелк -
все то же,
спальня та ж.
Сквозь тысячи лет прошла - и юна.
Лежишь,
волоса луною высиня.
Минута…
и то,
что было - луна,
Его оказалась голая лысина.
Нашел!
Теперь пускай поспят.
Рука,
кинжала жало стиснь!
Крадусь,
приглядываюсь -
и опять!
Люблю
и вспять
иду в любви и жалости.
Доброе утро!
Зажглось электричество.
Глаз два выката.
"Кто вы?" -
"Я Николаев
- инженер.
Это моя квартира.
А вы кто?
Чего пристаете к моей жене?"
Чужая комната.
Утро дрогло.
Трясясь уголками губ,
чужая женщина,
раздетая догола.
Бегу.
Растерзанной тенью,
большой,
косматый,
несусь по стене,
луной облитый.
Жильцы выбегают, запахивая халаты.
Гремлю о плиты.
Швейцара ударами в угол загнал.
"Из сорок второго
куда ее дели?" -
"Легенда есть:
к нему
из окна.
Вот так и валялись
тело на теле".
Куда теперь?
Куда глаза
глядят.
Поля?
Пускай поля!
Траля-ля, дзин-дза,
траля-ля, дзин-дза,
тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!
Петлей на шею луч накинь!
Сплетусь в палящем лете я!
Гремят на мне
наручники,
любви тысячелетия…
Погибнет все.
Сойдет на нет.
И тот,
кто жизнью движет.
последний луч
над тьмой планет
из солнц последних выжжет.
И только
боль моя
острей -
стою,
огнем обвит,
на несгорающем костре
немыслимой любви.
Последнее
Ширь,
бездомного
снова
лоном твоим прими!
Небо какое теперь?
Звезде какой?
Тысячью церквей
подо мной
затянул
и тянет мир:
"Со святыми упокой!"
1916-1917
четверг, 27 мая 2010 г.
Татьяна Шмыга Я танцевать хочу
нужно перечесть Бернанда Шоу "Пигмалион"
он писал, что нужно думать хотя бы 10 минут в день, и если хочешь кого-то рассмешить, то расскажи правду
Подписаться на:
Сообщения (Atom)